Царский сплетник - Страница 18

— А ты что, соображаешь в этом деле? — сделал удивленные глаза Гордон.

— Немножко владею этим ремеслом. Сам в этот бизнес деньги вкладывал. Видел, как ее изготавливают. Даже сам порой статейки для аглицкой газеты пописывал.

— Спаситель ты наш! — завопили бояре.

Вопили, правда, не все. Боярин Буйский переводил глаза с царя на купца иноземного и обратно, что-то начиная понимать. Кажется, до него дошло, что дума попалась на элементарный развод.

— Ну коль хочешь помочь, возражать не буду, — небрежно махнул рукой царь, — Писарь, строчи новый указ. Назначить… как тебя там по батюшке?

— Войко Виталий Алексеевич.

— Войко Виталий Алексеевича царским сплетником при особе Государя Всея Руси царя Гордона. Назначить ему содержание в пятьдесят золотых…

— Еще пятьдесят золотых? — ахнул Буйский. — Да мы и так теперь по сто золотых ежемесячно с каждого рода…

— Это на газету, — строго сказал царь, — а жить царский сплетник на что-то должен? Или ты ему духом святым питаться прикажешь? Но уточнение верное. Ежемесячно с каждого боярского рода взимать по сто пятьдесят золотых.

— Да ты что, царь-батюшка, по имей совесть, даже мы, бояре, на себя столько не тратим!

— Чего сказал? — насупился Гордон.

— Молчу, молчу… но давай, царь-батюшка, на двадцати пяти сойдемся.

— Ладно, так и быть, уговорили. Пусть будет сто двадцать пять.

— А за счет царской казны купца иноземного содержать никак нельзя? — тут же начал наглеть боярин.

— Да вы что?!! — в непритворном ужасе завопил казначей. — На святое покушаетесь? А вдруг война, а казна пуста? Не дам! Ни копейки, ни полушки оттуда не получите!

— Все всё поняли? — строго спросил царь.

— Все, — обреченно выдохнула боярская дума.

— А не спешим ли мы, царь-батюшка? — выразил вдруг сомнение один из бояр, — А вдруг он денежки наши кровные возьмет и укатит в свою заграницу? Опять же что это за газета такая, нам неведомо, и как пишет для нее этот царский сплетник тоже. Может, через пень-колоду, так что слова не разберешь.

— Это кто там? Ты, что ли, Жадин?

— Я, царь-батюшка, я.

— Не доверяешь, значит, хитрован? — прищурился царь.

— Так кто ж их, иноземцев, знает! — сокрушенно вздохнул боярин Жадин, — Хотелось бы проверочку ему для начала устроить.

— Здраво мыслишь, — улыбнулась Василиса Прекрасная, — И как проверять думаешь?

— А помните, матушка, как государь наш в прошлый раз серчать изволил, когда всю реку Великую, кормилицу нашу, сетями перегородили? Сколько рыбы зазря погубили! Вот ежели царский сплетник сумеет прописать об ентом в своей газете так, чтоб тати рыболовные на всю жизнь закаялись близко к реке подходить да рыбную молодь по нересту травить, тогда, значится, честь и хвала ему. Нужного человека к делу приставили. Не зазря бумагу марает, и денежек на его содержание не так обидно отстегивать будет. Две недельки сроку ему дадим надело ето, писцов выделим. Пусть мастерство свое покажет! А денег, покудова браконьеров не разгонит, не давать!

У царя глаза стали по полтиннику. Лично он представить себе не мог, что какая-то газетная статейка сможет отвадить рыбных татей от их исконного промысла — браконьерства. Он в полной растерянности посмотрел на Виталия.

— Нет, ну лихие у тебя бояре, царь-батюшка, — возмутился юноша. — Для того чтобы в газете что-то прописать, эту самую газету еще надо создать! А как я ее создам, если мне на нее денежек не дадут?

— А ты что, с помощью газеты браконьеров отвадить сможешь? — недоверчиво спросил царь.

— Запросто! — уверенно сказал Виталий, хотя в упор не знал, как будет это делать, — Не сразу, конечно. Подготовительную работу придется провести, опять же газету на ноги поставить.

— Так, деньги выделить в полном объеме! — резко сказал царь, — Чтоб к завтрашнему утру с каждого боярского рода по тысяче золотых было доставлено в казну. А царский сплетник никуда не денется. Куда он от нас убежит? Очень мне хочется посмотреть, как его газета браконьеров разгонит. Ух я тогда ентому аглицкому послу по его харе напомаженной нашей расейской газетой ка-а-ак вмажу! — мечтательно закатил глаза Гордон. — а потом скипетром, скипетром его! Да со всего размаху!

— Ну если все вопросы разрешены, может, стоит отпустить на сегодня боярскую думу? — спросила мужа Василиса Прекрасная.

— Все, кроме царского сплетника, свободны, — махнул рукой Гордон. С лица его не сходила мечтательная улыбка. — Обговорим частности. Как отчитываться передо мной будешь, о чем писать. Я царь-то добрый, но, ежели чего не так…

— Так его, царь-батюшка, так! — загомонила боярская дума, толкаясь уже в дверях, — На кол его, на кол!

— Если позволишь, я тоже удалюсь, — проворковала царица. — Никитушку нашего проведаю.

— Иди, матушка, — чмокнул жену в щечку царь, — иди. Но только царевича мне сильно не балуй. От наук воинских зазря не отвлекай. Вы тоже идите, за дверью постойте! — приказал Гордон страже.

Стрельцы, пропустив царицу и бояр, поспешили удалиться и плотно закрыли за собой двери. Тронный зал опустел. Гордон встал с трона, подошел к столу, за которым только что писарь строчил его указы, и смахнул с него письменные принадлежности на пол.

— Ну чего сидишь? — прикрикнул он на Виталия. — Ишь глаза выпучил, словно лягух. Тащи боярские тюрбаны сюда.

Юноша с трудом поднялся и, осторожно балансируя, двинулся к столу, крепко прижав к груди норовящие вырваться из его рук тяжеленные шапки.

— Шапки отдай.

— Чего? — Вот тут-то юноша действительно выпучил глаза.