— На что теперь, царь-батюшка? — затрепетала царская дума.
— На войну. Вашего царя, сокола ясного, сегодня страшно оскорбили!
— Кто посмел? — вскинулся воевода.
— Посол аглицкий. Мне, Государю Всея Руси, можно сказать, в душу плюнул! Доложили мне, что он хвастался, будто бы в их землях народ культурный живет, по утрам за кофием газеты читает и нам, сиволапым, до них далеко. И смеялся при этом, гад! Утверждал, что у нас на Руси даже бояре читать не умеют. Это у нас-то! Где еще мой батюшка, царствие ему небесное, объявил всеобщую грамоту! Всех с малолетства в церковно-приходскую школу определить приказал, чтоб писать и считать научились. Газеты у нас нет, видите ли! Все, бояре! Война!
Бояре заерзали на своих лавках. Многие из них действительно не умели ни читать, ни писать.
— Итак, объявляю Англии войну. Завтра же снаряжаем ладьи, по Великой реке сплавляемся до моря и идем захватывать Голландию.
— А при чем здесь Голландия? — опешил боярин Кондыбаев, войсковой воевода царя-батюшки.
— Как при чем? Это же лучшие корабельщики. Завоюем их, они нам построят хороший флот, и мы поплывем громить Британию. Или ты думаешь великую морскую державу на наших ладьях завоевать? Кажется, пора подумать о смене воеводы.
— Прости, царь-батюшка! Я больше посуху, на лихом коне воевать привык!
— Оно и видно.
— А может, ну ее, эту Голландию? — робко спросил один из бояр, — Может, корабли у них проще купить? Так и войско царское целее будет, и силы зазря не растратим.
— Можно, — подозрительно легко согласился царь, — но это стоит таких денег, что не только вы, вся Русь по миру пойдет. Проще Голландию завоевать. Казначея и писаря мне сюда, быстро!
Похоже, и тот и другой давно уже ждали этой команды за дверьми, так как сразу же появились в дверях тронного зала. Казначей, худощавая личность с характерными пейсами на висках, снял черную шляпу, прижал ее к груди и одарил царскую чету лучезарной улыбкой.
— Ви меня вызывали?
— Вызывал, Абрам Соломонович, вызывал. Заходи. Есть работенка по твоей части. А ты садись на свое место, — приказал писарю Гордон, кивая на столик, стоявший в углу тронного зала, — будешь писать указ.
Абрам Соломонович просеменил к трону и встал по правую руку от царя. Писарь поспешил занять место за столиком, разложил письменные принадлежности и приготовился строчить царский указ.
— С каждого боярского удела, — начал диктовать Гордон, — предоставить в распоряжение Стрелецкого приказа по тысяче холопов мужеского полу в возрасте от восемнадцати до сорока лет.
Бояре дружно застонали.
— С каждого боярского роду взять по пять тысяч золотых в пользу казны на закуп вооружения и снаряжения формирующегося войска.
Бояре схватились за головы. Казначей радостно потер руки, почти беззвучно шевеля губами. Судя по всему, он уже прикидывал, сколько с этого поимеет, если пустит эти деньги в оборот. «Да-а-а… — мысленно хмыкнул Виталий, — вот уж действительно кому война, а кому мать родная».
— А также, — продолжил царь, — обеспечить войско за счет боярских уделов продовольствием и фуражом. Написал?
— Да, — кивнул писарь, посыпая чернила песком, — изволите подписать?
— Ваше царское величество, — встрепенулся казначей, — мне кажется, по пять тысяч на войско с боярского рода мало. Ви даже представить себе не можете, какие страшные нынче цены. Думаю, сумму надо как минимум удвоить. Десять тысяч золотых с подворья…
Тут уж боярская дума буквально взвыла. Только апеллировала она теперь не к царю-батюшке, а к его прекрасной половине:
— Царица-матушка! Не погуби!
Бояре дружно рухнули на колени и поползли к трону. Первым добрался до него Буйский, глава боярской думы. Он вцепился в сафьяновый сапожок Василисы Прекрасной и в отчаянии начал его лобызать.
— Защити, царица-матушка! И войско на чужбине сгинет, и царь-батюшка, не приведи господи, оттуда живым не вернется, да и мы по миру пойдем с ентой войной!
— А и впрямь, сокол мой ясный, — нежно погладила супруга по руке Василиса Прекрасная, — неужто без войны никак не обойтись?
— Нет!
— А я вот думаю, можно, — мягко возразила царица. — Есть другой путь.
— Какой? — дружно выдохнула боярская дума.
— А что, если иначе наказать этих зазнавшихся бриттов. Почему бы нам в пику им не создать свою газету? Лучше аглицкой, а, бояре? И царь-батюшка возрадуется, и бриттам нос утрем. Дело, кстати, я слышала, очень полезное для дел государевых. Эта затея, правда, тоже денег будет стоить…
— Царица-матушка, сколько?!!
— Я думаю, по тысяче с каждого боярского рода будет больше чем достаточно.
— Благодетельница!!! — возликовали бояре.
— Для начала, — подняла руку Василиса Прекрасная, — чтоб дело на ноги поставить, а потом по сто золотых каждый месяц на содержание штата.
— Чего-о-о?
— Сотрудников газеты, — мило улыбнувшись, пояснила царица.
— Согласны! Вот спасибо, царица-матушка! А ты, царь-батюшка, согласен?
— Ну-у-у… — задумчиво пожевал губами царь, — Ладно, так и быть. Согласен. Но чтоб газета мне лучше аглицкой была! Не то со всех шкуру спущу!
— Будет! Ой… — опомнились бояре. — Царь-батюшка, да мы ж газеты отродясь в глаза не видывали. Что ж делать-то?
— А это теперь ваши проблемы, — развел руками царь, кинув выразительный взгляд на Виталия, — Либо газету делайте, либо затягивайте пояса и раскошеливайтесь на войну.
— Царь-батюшка, — подал голос юноша, сообразив, что пришла его пора вступать в игру, — Раз уж ко мне отнеслись здесь по-хорошему, могу с газетой подсобить.