— О! Это такая классная штука, — закатил глазки царский сплетник, — Если в двух словах, то, что бы сегодня в Великореченске ни произошло, я тут абсолютно ни при чем. Поняла?
— Поняла. А Алиби — это кто?
— Я тебе это потом, отдельно, в интимной обстановке объясню, — рассмеялся Виталий, выскочил за пороги плотно закрыл за собой дверь, — Она уже ревнует, — поделился он своей радостью с приказчиком, — Это хороший знак. Ну веди меня в свою слободу, Ганс.
— Я не есть Ганс.
— Ну значит, Фриц. Угадал?
— Угадал, — удивился приказчик и повел царского сплетника в посольскую слободу.
Как выяснилось, посольская слобода располагалась в Среднем граде, но путь к нему был затруднен толпами народа, запрудившего перекрестки на которых стояли свежевкопанные столбы с листовками царского сплетника. Со всех сторон до юноши доносились веселые шутки и смех. Виталий с приказчиком невольно застряли на ближайшем перекрестке.
— От ить потешил!
— Ну потешил!
— Забавник наш царь-батюшка.
— Ишь какую службу придумал! Инфационную!
— Информационную, дубина! — прогудел стрелец, охранявший доску объявлений. — Куды лапы тянешь? Я те дам бумажку! Подол у своей бабы оторви и им в нужнике подтирайся!
— Ой, напридумывали!
— Ить чё делается-то, бабы! Заместо того шоб татей ночных ловить, ужастями всякими народ пужают! Ну царь! Ну Гордон!
— Ты, Глашка, царя-батюшку не хай! Он, отец родной, здеся ни при чем. У тебя вон у самой семеро огольцов по Великореченску аки жеребячий табунок носится. А у царя-батюшки слуг нерадивых, чай, поболе будет. Рази ж за всеми уследишь?
— Царь-батюшка уследит! — уверенно махнул какой-то купец, внимательно вчитываясь в строки, — Мужики! Подтаскивайте хворост на центральную площадь. Думаю, ближе к обеду на нем царского сплетника жечь будут.
Виталий при этих словах слегка спал с лица и поспешил ввинтиться в толпу, норовя поскорее миновать препятствие. Такого развития событий он не ожидал.
— Слышь, Фриц. А в вашей слободе политического убежища не предоставляют?
— Предоставляйт, но, если преступник требовать на костер, мы его вытавать.
— Почему? — возмутился юноша.
— Лутше гореть преступник, чем посольский слобота, — пояснил приказчик.
— Резонно, — пробормотал Виталий.
Они миновали первый блокпост, проскочив за ворота, отделяющие Верхний град от Среднего. Теперь их путь к посольской слободе шел через базар, что заметно сокращало дорогу, однако и там клубился народ. Здесь тоже был вкопанный в землю столб, который, честно отрабатывая свои деньги, охранял стрелец, но толпа бурлила в другом месте. Она плотно обложила со всех сторон двух мужичков, один из которых держал весло в руках. Оба они были в порванных рыбацких робах и, жалостно причитая, рассказывали народу о своих злоключениях.
— Ну если и здесь сорвется, то мне пипец. — Царский сплетник истово перекрестился и решительно ввинтился в толпу, волоча за собой приказчика.
— Нам ест не туда, — пролепетал посыльный немецкого посла, болтаясь у него в кильватере.
— Завянь, редиска. Тебе не туда, а мне туда. Дела у меня здесь. Бизнес.
— О! Бизнес. Моя твоя понимайт!
— И слава богу.
Виталий пробился в первые ряды и уставился на «рыбаков». Увидев постояльца, Васька с Жучком запричитали еще громче.
— Не ходите на речку больше, люди добрые!!! — завопил Васька, взлохматив абсолютно седые волосы, — там такие страсти творятся! На рыбалку вчера с Михасем в ночь пошли… — Михась в подтверждение слов баюна горестно застонал, баюкая окровавленную руку. — Такая лодка у нас была! Какие снасти! Какие сети! — продолжал разоряться Васька. — Все прахом пошло! От весла смотрите что осталось! — продемонстрировал «рыбак» народу обгрызенное весло.
— Да не могёт того быть, — раздался из толпы чей-то недоверчивый голос, — Это хто ж на Великой реке весло погрызть сможет? Сом, что ли, али щука? Лжа это, люди! Печенками чую: лжа!
— А тебе по этим печенкам давно не били? — окрысился Жучок и тут же старательно застонал, сообразив, что с горя — выбился из образа.
— Кто, говорите? — завопил Васька. — А вот эти монстры диавольские, вид рыбий принявшие!
Кот сунул весло в казанок. Оттуда тут же показались хищные пасти и начали деловито догрызать весло.
— Я от них топором отмахивался, — добавил Жучок, выдергивая из-за пояса щербатый, ржавый колун, — и то не помогло. Едва до берега дотянули, пока они всю лодку не сгрызли, — У берега казаном черпануть успел. Несколько штук в него попались, — кивнул он на казан со злобными рыбками.
И тут в толпу ввинтился еще один рыбак с наполовину опустошенным штофом водки. Это был явно не подсадной. Виталий точно помнил, что этого кадра он под операцию «Большой улов» не подпрягал. Рыбак, как и Васька с Жучком, был не по возрасту седой.
— Правду они говорят, люди добрые, — просипел рыбак, — большое зло на нашей Великой реке поселилось. Снимал я с Костяном этой ночью сети на Великой реке, а тут корабль к нам иноземный на всех парусах подплывает. Красивый корабль был, пока луна из-за туч не выглянула. Паруса его враз в лохмотья превратились. А на палубе вместо людей одни мертвые с абордажными крючьями стоят.
— Мертвые? — ахнул кто-то из толпы.
— Совсем мертвые. Одни скелеты от команды остались. А на костях их плоть гниющая свисает. Капитан их уставился на нас горящими глазами да как завопит: «Отдайте нам свои доходы неправедные, не то рыбнадзор на вас спущу! Переполнили вы чашу терпения, браконьеры хреновы! В реке Великой уже зло диавольское завелось: тарань под названием пиранья! Мы ведь такие же, как и вы, раньше были, а теперь смотрите что с нами сталось!» И костями своими начали потрясать.